Бенор Гурфель

     
     Разрешение, ожидаемое так много лет, разрешение, на получение которого было потрачено так много сил, пришло не внезапно. Ещё в апреле появились какие-то неясные знаки, какие-то недоговорённости, что-то сдвинулось в их, казалось, безнадёжной ситуации.
     Но не в первый раз дул этот обманчивый ветер надежды, появлялся и в прошлом этот мираж. И чтоб не расстраиваться зазря, они старались не обращать внимания и вели себя как обычно.
     Приближался государственный праздник: 1-ое Мая 1977. Власти чистили, где могли, стены старых домов этого старого города. Вытаскивались и обновлялись флаги, транспаранты, портреты вождей. Ответственные лица готовились к праздничному шествию, а обычные люди предвкушали трехдневный отдых.
     Марк только вернулся из города. Городская суета и шум раздражали, и он старался выбирать для прогулки тихие окраинные улочки с их тишиной и неспешностью. Он принимал ванну, когда раздался телефонный звонок и Талла взяла трубку. Поговорив с кем-то, она, просунув голову в дверь ванной комнаты, намеренно обыденно сообщила, что звонили из отдела виз и пригласили зайти всей семьёй сразу после праздника в 10 утра. Помолчали и занялись своими делами.
     1-ое Мая совпадало с приездом В.Б. - лучшего друга и верного человека в эту тёмную пору. Он позвонил из Л-да и сообщил, что приедет с сыном на два-три дня: отдохнуть и развеяться. Все были рады. Так в суете и в приеме гостей и прошли майские праздники. А третьего мая, незадолго до десяти, они собрались, под старинной аркой городских ворот, все трое: Талла, Алик и Марк и двинулись к недалёкому бледно-жёлтому двухэтажному зданию, где помещался ОВИР.
     И невозможное свершилось. Скучным, казённым голосом майор Поллиман, в присутствии их "куратора" из КГБ - майора Есмикеева, зачитал бумагу, в которой говорилось, что Министерство внутренних дел рассмотрело просьбу семьи ... и удовлетворяет их ходатайство... на выезд на постоянное место жительства... в государство Израиль...
     "Вам даётся 10 дней на сборы. Через десять дней вы обязаны покинуть СССР" - жёстко добавил Есмикеев. И когда Марк попытался оспорить этот короткий срок, справедливо заметил - "Вы, Марк, всегда всем недовольны".
     На этой ноте дискуссия закончилась и они, покинув здание, вышли в бледно-голубое, прохладное утро. Присев на недалёкую скамейку и, изо всех сил стараясь сдержать рвущуюся радость, они заговорили о необходимых практических шагах, связанных с отъездом. Суеты ожидалось много. Мужчинам надо было сняться с воинского учёта. Талле и Алику надо было уволиться с работы (Марк уже около года был безработным). Надо было поехать в Москву и оформить визы, приобрести билеты, сложить и запаковать вещи, отправить их на Брестскую таможню, пройти там таможенный досмотр и выполнить ещё не мало мелких, но нужных дел.
     Но главное дело, стоящее перед ними, о котором мало говорилось, но которое должно было быть сделано во что бы то ни стало - это посещение могил их близких: отца Таллы и матери Марка. Не могли они покинуть страну и не преклонить колени и не сказать последнее "прощай". Но могилы эти были далеко от города, где жили они в ту пору, и к ним надо было ещё добираться и добираться. Что было не простой задачей, учитывая "колпак" службы государственной безопасности, под которым они находились все эти последние годы.
     И было решено, в то прохладное утро, что поедет Талла. Так как для приобретения авиабилетов нужно предъявлять паспорт, поедет она поездом до Москвы, а там уж в столичной толчее, сядет на самолёт, и полетит в тот уральский город, на окраине которого, на Широкореченском кладбище их могилы. Тут же, не откладывая, поехали на вокзал и, оглядевшись - пустынно - приобрели билет на завтрашний московский поезд.
     А потом, дома было грустно-сладкое застолье. Открыли заветную бутылку израильского ликера "Сабра", налили по капле всем сидящим за столом и многие, вдохнув его горьковатый апельсиновый аромат, задумались. Одни уезжали - другие оставались. Оставались одни перед набиравшей обороты государственной машиной. Уже началось "дело Щаранского", полным ходом шли допросы его близких и не близких друзей. Всё более ощущалась жёсткая рука системы. Наступала тяжёлая пора.
     На следующий день к вечеру Талла уезжала. Её никто не провожал. Зайдя в вагон и найдя своё купе, она положила дорожную сумку и вышла в коридор - покурить. Чтобы не мешать соседям она, пройдя по коридору, остановилась у крайнего окна и приоткрыв его - закурила. Окончив курить и повернувшись, она заметила в противоположном конце коридора мелькнувшую тень человека в милицейской форме.
     Вскоре поезд, мягко двинувшись и быстро набрав скорость, застучал по стыкам рельс. Легли спать. Ночью она проснулась от тревоги. Поезд стоял на какой-то маленькой станции, на перроне было тихо, но из коридора, там, где она стояла вечером, доносился громкий и настойчивый стук. Она сжалась, ожидая, что сейчас начнут стучать и открывать все купе подряд, всё ближе и ближе, а потом дойдут до её купе, и - "Пройдёмте, гражданка...". Но нет - послышались какие-то разговоры, какие-то раздражённые голоса, потом всё смолкло, чьи-то сапоги протопали по коридору и поезд двинулся. Больше она уже не спала до самой Москвы.
     В Москву приехали рано, и вскоре она уже была в Домодедово. Став у нужной кассы и быстро выяснив, что билетов нет и не предвидится, она стала нудно и терпеливо повторять: - "Мне очень нужен билет... у меня тётя умирает... вы понимаете? Умирает близкий мне человек... тётя... умирает...". В конце концов это подействовало, и если не на первый и не на второй - то на третий рейс её пропустили. Войдя в самолёт и пройдя к своему, последнему в салоне месту, она почувствовала как тяжесть, сжимавшая грудь и давившая на плечи - отпустила.
     Лайнер, успокаивающе гудя мощными турбинами, шёл на восток. Она откинула спинку сидения, закрыла глаза, и картины недавнего прошлого пришли к ней. Вот появилось взволнованное, с красными пятнами на щеках, лицо её сына, рассказывающего о том, как в школу явились сотрудники госбезопасности и стали вызывать по одному всех учителей и спрашивать о нём, о его поведении, о его высказываниях. Нет ли в них чего-то такого... враждебного... и вообще какое он оказывает влияние на... и пр. и пр.
     А вот как бы приятельница приносит ей городскую газету и показывает на всю страницу статью "Не наш человек". Статью о её муже, о его преступных контактах с заграничными сионистскими кругами, о его безуспешных попытках помешать мирному процессу развития дружбы и сотрудничества между народами.
     - "Ты знаешь?" - говорит приятельница - "обычно после таких статей сажают. Обычно - это последний сигнал перед посадкой", и грустно улыбается.
      А вот в её ушах слышится стук в дверь. Стук в пять часов утра. Мужа дома нет, муж в Москве. Поехал на симпозиум по еврейской культуре. В дверной глазок видно необычно встревоженное лицо хохотушки Цвии.
      - "Что такое, Цвийка? Что случилось?!"
      - "Звонили из Москвы. Симпозиум разгромлен. Марка арестовали в Москве на квартире у Бра-го и везут на самолёте сюда. Когда привезут - вероятно, будет обыск. Сказали срочно убирать весь самиздат и всё еврейское!"
     - "Тише, тише, не возбуждайся так. Давай-ка лучше возьмёмся за работу". И они втроём, вместе с сыном, начали нагружать сумку книгами и текстами.
     Потом, чтобы не выходить на улицу и не попасть под наружное наблюдение, тащили её тяжеленную по коридорам и чердакам огромного дома, в котором жили. Выйдя, по их мнению, из зоны наблюдения, Цвия и Алик повезли сумку в безопасное место, а она вернулась домой - ожидать мужа с "эскортом".
      А вот серьёзно-напряжённое лицо её завлаба доктора Марью.
     - "Вы знаете" - говорит он с трудом - "Вам надо сегодня же, немедленно, пройти профилактический медицинский осмотр в Онкологическом Институте"
      - "Хорошо" - улыбаясь, отвечает она - "я пройду его завтра, ладно? Да не волнуйтесь вы так. Я его проходила много раз. Чистая формальность"
      - "Нет, нет только сегодня и прямо сейчас" - неожиданно настойчиво повторяет обычно мягкий Марью".
      Серьёзное лицо д-ра Пуусс, врачихи-онкологини. И заключение: "Мы предполагаем наличие злокачественной опухоли. Вам следует немедленно, вы слышите немедленно дать телеграмму вашему мужу, чтоб он приехал, где бы он ни находился, домой. (Всё это совпало с Первым научным симпозиумом еврейских учёных, лишившихся работы за желание эмигрировать в Израиль. Когда через несколько дней, Марк был задержан в Москве и майор Есмикеев доставил его домой, "диагноз" Онкологического Института был тут же забыт).
     Так под мягкое гудение моторов и под волны своих воспоминаний, она незаметно достигла города. Города, где она прожила большую часть своей жизни. Города, где она училась, работала, создала семью, родила сына и похоронила отца. Города, в котором жило много её друзей и подруг и с которым она встречалась сейчас в последний раз.
      Самолёт покатил, подпрыгивая по взлётной полосе и подрулил к стоянке. Пассажиры потянулись к выходу. Так как она сидела в последнем ряду она и выходила последней. Выйдя на верхнюю площадку трапа, она огляделась. Был мягкий сиреневый вечер, невдалеке светил огнями аэропорт. Внизу у трапа, справа стояли два милиционера. Пути для отступления не было, и она стала медленно спускаться по ступеням. Спустившись, она попыталась свернуть влево, но один из них преградил ей путь.
      - "Наталья Исааковна Малкина?" - Полу-утвердительно произнёс он
      - "Да..." - неуверенно отозвалась она
      - "Пройдёмте с нами"
      - "А в чём дело?"
      - "Пройдёмте. Там вам объяснят. У вас паспорт с собой?"
      - "Да. Вот паспорт. Видите паспорт в порядке... Я не понимаю..."
      - "Так вы жили в Энске?" - удивлённо произнёс второй, рассматривая паспорт - "Ну ничего, пройдёмте, там разберёмся".
     Делать было нечего, и они зашагали к зданию аэропорта. Зайдя в аэропорт и пройдя коридорами, они подошли к комнате, на двери которой было написано "Для иностранцев". В комнате никого не было кроме ярко накрашенной блондинки, по-видимому, хозяйки.
      Все сели и стали ждать. Молчание длилось и становилось всё тяжелее и тяжелее. Внезапно раскрылась дверь, и вошёл пожилой представительный мужчина с посеребренными висками и тяжёлым лицом. Милиционеры встали. Пристально разглядывая её, он спросил:
      - "Наталья Исааковна, зачем вы приехали в Энск?
      - "Я приехала посетить могилы моих родных: моего отца и моей свекрови. А что, это запрещено?"
      - "Нет, но вы иностранная гражданка, а у нас закрытый город и въезд иностранцам запрещён. Завтра первым самолётом вы будете отправлены обратно, по месту жительства".
      - "Какая же я иностранная гражданка?! Вы видите вот нормальный советский паспорт".
      - "Вижу, но вы получили разрешение на выезд и с этого момента вы иностранка. Откажитесь от разрешения - и вы будете допущены в Энск" - добавил он, скупо улыбнувшись.
      - "Я за это разрешение четыре года боролась..." - горько сказала Талла, и тут появилась новая мысль:
      - "Послушайте, сейчас уже ночь. Я возьму такси и в сопровождении ваших людей поеду на кладбище, побуду там у могил и вернусь, а утром рано улечу".
      - "Не знаю, не знаю" - заколебался начальник. Потом решился: "Я пойду спрошу у Москвы" - и вышел. Потянулись длинные минуты.
      - "Москва не разрешила" - заявил он возвратившись. "Всё! Ночуйте тут. А утром - домой!" и, покидая комнату, обратившись к блондинке, закончил -"Настя! Ты ответственна за всё!".
     Закрыв за ушедшими дверь на ключ и сладко улыбаясь, блондинка предложила принести чаю, бутербродов и вообще проявила заботу. Повозившись в другой комнате, она объявила:
      - "Ну вот и постельку вам постелила, всё свеженькое, чистенькое. Ложитесь и отдыхайте до утра. Я вас разбужу, когда надо".
     Талла прилегла не раздеваясь. Мысли закружились. Быть так близко от могилы отца и не посидеть рядом, не коснуться ладонью холода могильной плиты... не прошептать слова прощанья. О боги, боги... Ты же знаешь, что я тут, почти рядом. Ты ведь знаешь, наверное, как я стремилась и хотела побыть с тобой? Ну не получилось. Что сделаешь? Оказались они сильнее. Государство всё-таки. Все их боятся. Но я скажу тебе, что наше дело мы сделали. И пришлось им отступить, как они не хотели. Пробили мы всё-таки эту стену, для себя и для других. И внук твой будет жить в свободной стране. Это главное".
      Рано утром постучала блондинка: "Гражданочка, пора вам вставать. Время уже".
     Талла немедленно поднялась - все равно не спала. Она быстро привела себя в порядок и в сопровождении блондинки прошла все отъездные формальности. Вручив ей билет и взяв за него положенную сумму, её провели какими-то коридорами прямо к самолёту и, минуя очередь, завели в салон. Самолёт быстро наполнился и двинулся на взлёт. Блондинка и город, где столько было прожито, оказались под крылом самолёта и вскоре исчезли.
      В Москве ей удалось быстро провернуться и попасть на последний рейс, идущий в её город. Может случайно, а может нет в салоне оказался сотрудник госбезопасности капитан Аболдуев. Был он одет в хорошо сшитой штатский костюм и держал в руках роскошный букет сирени.
      Прилетев в свой тихий старый город, она взяла такси и вскоре уже стучалась в дверь своей квартиры.
     "Ты одна?" - спросил муж, не открывая однако дверь.
     "Одна, одна" - бессильно произнесла она и дверь открылась.
      ......................................................................................
      Прошло много лет со времени описываемых событий. Многое изменилось в стране и в мире. Но не с таких ли историй начались эти изменения?
     
     
     

Оглавление      Записная книжка